Правда Божия и правда человеческая: в чем разница?

Он попросил меня о встрече, и мы встретились. Представившись, он стал рассказывать о себе, и начало этого рассказа надолго врезалось в мою память, ибо практически слово в слово прозвучало начало повествования героя моих любимых «Записок из подполья»: «Я злой человек. Не привлекательный я человек…»[1]. «Вот, – подумалось мне, – какой молодец. Наверное, недалек он от смиренномудрия, от которого далек я». Однако скоро стало очевидным, что обрадовался я рано. Продолжение рассказа оказалось чем-то сродни тому, что в «Записках», в том смысле, что ни смирения, ни мудрости там не было. Вы спросите: а что же было? Нечто противоположное. Очень яркое ощущение своего достоинства, ощущение в своем характере «молниеносного заряда», стремящегося спалить любое проявление несправедливости в обществе, и неважно, какие преграды на этом пути будут стоять. А потому «непривлекательным» и «злым» он мыслил себя для тех, кто такую преграду перед ним создавал.