Почему не радуется иной человек первому снегу, потокам весеннего света, запаху смолистых тополиных почек, птичьему гвалту, цветущим яблоням, потом – тем же яблоням, склонившимся под тяжестью плодов, и первым золотым вестникам листопада на тропинке? Вот дорога в степи, вот синий, как дионисиево небо, цветок у обочины, вон закатные облака, а среди них парит хищная птица, а это – наши сельские лошади на вечернем водопое. Столетняя береза у самого подъезда, одуванчик, проломивший асфальт, белка в городском парке, ежик на вечерней дачной тропинке. Человек все это видит… и не видит, поскольку нет в этом всем, с его точки зрения, ничего особенного, ничего нового и интересного.Где найти слова для рассветного петушиного хорала?
И только в самой-самой глубине его души живет память о времени, когда он был другим – и поэтому другим был для него мир. Первый снег преображал землю и дарил чувство свободы, обновления, торжества. А для чувства, которое рождалось от сырого весеннего воздуха, от запаха прелой соломы и оттаявшего навоза – вообще никаких слов нельзя подобрать… А где найти слова для рассветного петушиного хорала? Для дыхания грозы после долгого сухого зноя, для первого желтого листка, тихо севшего на серую от старости доску садовой скамьи? Когда ты так жил, человек, когда так воспринимал мир? В детстве?.. Может быть, в детстве, а может быть, во взрослой уже жизни – в особые минуты или дни, которые у всех когда-то случаются…